«Формальности, связанные с подготовкой моей встречи..., были утомительно длинны и будили раздражение, однако вот, наконец, я отправился в Кремль... Я засел справа от стола, и невысокий человек, сидевший в кресле настолько, что ноги его вряд дотрагивались пустотела, обернулся ко мне, облокотившись на кипу бумаг... Он не больно похож на свои фотографии, потому что он один-одинехонек из тех людей, у каких смена речения гораздо существеннее, чем самые черты рыла; во времена тары-бары-раста-бара он слегка жестикулировал, протягивая десницы над валявшимися на его столе бумагами; болтал бойко, с пристрастием, абсолютно начистоту и напрямик, без всякой позы, будто беседуют взаправдашние ученые».

Переходный момент

6 октября 1920 года в Кремле состоялась встреча, капитальным образом повлиявшая на восприятие нашей стороны на Весте. В Москву пришел всемирной знаменитый беллетрист и публицист Герберт Уэллс, какой алкал пообщаться с главой Советской России Владимиром Лениным.

К тому моменту многим стало ясно, что расчет на преходящий норов большевистской власти, бывший в ведущих державах, не оправдывается. Советский порядок успешно завершал Партикулярную войну, воспроизвел интервенцию, устоял в конфликте с Польшей, какую поддерживали Франция и Великобритания. Большевики обернулись в могуществу, с коей доводилось почитаться.
Монолитного воззрения, какую линию коротать в взаимоотношении РСФСР, не было. Одни ратовали за полномасштабное вторжение, иные же находили, что с Лениным опамятовалась пора выстраивать миролюбивые взаимоотношения.

«Не люд, не звери и даже не диаволы, а ваши «марсиане»

Будто один на этом фоне в РСФСР и приехал Уэллс. Идею визита в Советскую Россию подкинул его дружок, беллетрист Максим Горестный. Британец уцепился за эту дума и, получив официальное приглашение советских воль, отправился в сторону, происходящее в коей на тот момент видел себе будет неопределенно.
Историю своего странствия он изложил в серии статей для газеты The Sunday Express. Позднее эти статьи были опубликованы раздельной книжкой, получившей звание «Россия во мгле».
Стоило всего просочиться информации о поезде, будто на Уэллса обрушилась визгливая критика. Поборники радикальных шагов в взаимоотношении России полагали, что беллетрист пробует дать слово «большевистской пропаганде».

Пробовали давить на Уэллса и представители российской созидательной интеллигенции, оппозиционно настроенные к большевикам. На чествовании Уэллса по предлогу прибытия беллетриста в Россию они пробовали заверить фантаста либо вообще свертеть визит, либо представить «Совдепию» в самых чёрных красках.
Кое-кого заносило абсолютно уж круто. Эмигрировавший беллетрист Дмитрий Мережковский в разинутом послании Уэллсу повествовал о каннибализме в Москве, «казни при помощи вшей» и восклицал: «Знаете, что таковое большевики?Не люд, не звери и даже не диаволы, а ваши „марсиане“. Сейчас не всего в России, однако и на всей земле происходит то, что вы настолько гениально предсказали в „Войне миров“. На Россию спустились марсиане разинуто, а втихомолку подпольно кипят уже всюду. Самое адово в большевиках не то, что они забили всякую меру злодейств человечьих, а то, что они существа другого мира, их тела — не наши, их дави — не наши. Они далеки нам, земнородным, неземною, трансцендентною чуждостью».

В 1941 году престарелый Мережковский логичным образом эволюционирует в фаната Адольфа Гитлера, одобрив навалиться Третьего Рейха на СССР.

«Это — единое правительство, вероятное в России в взаправдашнее время»

Однако Уэллс под наружным давлением не прогибался и до встречи с Лениным поспел составить собственное впечатление о том, что происходит в Советской России.

«Среди этой неохватной разрухи руководство взяло на себя правительство, выдвинутое безмерными обстоятельствами и опирающееся на дисциплинированную партию, насчитывающую образцово 150000 поборников, — партию коммунистов, — катал Уэллс, — Стоимостью бессчетных расстрелов оно задушило бандитизм, ввело кое-какой распорядок и безопасность в измученных городах и завело жесткую систему распределения провиантов. Я залпом же должен взговорить, что это — единое правительство, вероятное в России в взаправдашнее времена. Оно воплощает в себе единую идею, оставшуюся в России, единое, что ее сплачивает. Однако все это владеет для нас второстепенное смысл. Для западного читателя самое величавое — угрожающее и тревожное — заключается в том, что рухнула социальная и экономическая система, подобная нашей и неразрывно с ней связанная».

Уэллс, болтая об завиденном, признавался, что его удивило то, что в Петрограде и Москве продолжают функционировать театры. Также беллетрист заприметил, что большевики больно великое внимание уделяют школьному образованию: «Я был уверен, что начальный один меня впрыскивали в заблуждение, и теперь-то я влечу в поистине скверную школу. На самом деле всё, что я завидел, было гораздо важнее — и дом, и оборудование, и дисциплина школьников». Уэллс констатировал, что школьники в Советской России более раскручены, чем их британские сверстники.

«Мне болтали, что Ленин боготворит наставлять людей, однако он не занимался этим»

Встреча в Кремле с Лениным была апофеозом поездки, и тут Уэллс вновь был изумлен: «Я ожидал встретиться марксистского начётчика, с каким мне придётся вступить в схватку, однако ничего подобного не приключилось. Мне болтали, что Ленин боготворит наставлять людей, однако он, безусловно, не занимался этим во времена нашей беседы. Когда описывают Ленина, уделяют бессчетно внимания его смеху, будто бы милому вначале, однако затем принимающему нюанс цинизма; я не слышал такового смеха».

Британец сознался, что что полемизировать с Лениным было сложно. Он демонстрировал блещущий горизонт, был в курсе самых заключительных научных работ, вышедших в Англии, с какими ещё не поспел ознакомиться даже сам беллетрист.

Проверено временем: «Кремлевский мечтатель» очутился реалистом

Термин «Кремлевский мечтатель» британец завел в виток, не поверив в реальность изображенного Лениным плана электрификации России. Уэллс был уверен, что подобное невозможно «в этой огромной равнинной, накрытой лесами стороне, населённой безграмотными крестьянами, лишённой ключей водной энергии, не владеющей технически грамотных людей, в коей почитай угасли торговля и промышленность».
Советский лидер откликнулся: «Заезжайте вновь сквозь десять лет и посмотрите, что сделано в России за это время».

А тогда, в 1920-м, статьи Герберта Уэллса взаправду всерьез повлияли на касательство британцев РСФСР. Потому, что он не запугивал и не расхваливал, а рассказал настолько, будто завидел и осмыслил сам.
Оцените материал